FIND THE NET

Я немало забивал в своё дебютном сезоне, и это отвлекало публику от моей грязной игры. Но такова была вся наша "Банда". Для нас это был единственный способ выжить в первом дивизионе. Мы понимали, стоит нам только вылететь и на команде спокойно можно ставить крест. 

Помню, в игре с "Челси" мы устроили потасовку стенка на стенку, заступившись всей командой за Фашану, которого боднул громадный Дуг Рагви. А в матче с "Арсеналом" я впервые удалился, когда чуть не вырвал ноги Грэму Риксу. Я делал это осознанно, потому что он перед матчем ляпнул - дескать, такое убожество как "Уимблдон" недостойно быть даже на одной планете рядом с "Арсеналом". Ну я тебе покажу, сукин ты сын!

Меня отчихвостили по первое число. Мне было действительно стыдно, я спрашивал себя: "Винс, какого хера?". Я задавал себе его ещё много-много раз, но ни тогда, ни сейчас не могу на него ответить. Просто в какой-то момент у меня срывает крышу и я творю бесчинства.

Контролировать свои эмоции я не могу. Как-то я, шокированный подлостью самого Кенни Далглиша (он исподтишка врезал мне по голени), пообещал оторвать ему голову и засунуть в его вонючую задницу. Сканадалец в прессе вспыхнул ещё тот! Не меньший, чем когда я ударил ногой по лицу лежащего на газоне Питера Рида из "Эвертона". Вот за этот трусливый поступок мне действительно стыдно!

Нередко меня от удаления спасала только своевременная замена. Разок я за это в пылу чуть не угробил старика "Харри"...

Бассетт часто упрекал нас за грубую игру и заварушки на поле, но сейчас я понимаю, что он был только рад таким игрокам как я (а я в "Уимблдоне" был далеко не единственный в своём роде) и умело распалял в нас звериный инстинкт. На пятничных тренировках накануне матча мы всегда играли в "Харри-бол" - некое подобие регби, когда ежесекундно в борьбе за мяч появлялись кучи-малы, в которых трещали рёбра. А Дэйв стоял в сторонке и довольно похихикивал: "Вы только посмотрите на себя. Вот умора!"

Бассетт для меня всё равно что второй отец. Он мог решить любую проблему, в том числе и проблему выживания в первом дивизионе. Мы остались в нём всем чертям назло, и я уверен с Дэйвом мы сумели бы подняться на качественно новый уровень игры. Он уже замышлял перестройку игрового почерка команды, хотел сделать его более изысканным и конструктивным. Однако как-то летом во время отпуска я проснулся, взял газету и наткнулся на заголовок "Бассетт ушёл в "Уотфорд"!" ОН хотел меня забрать с собой, но клубы не договорились по деньгам. И слава Богу, так как "Уотфорд" очень скоро развалился. Зато Дэйв познакомил меня с Элтоном Джоном! Классный чувак, доложу я вам, хоть и педик. Суперзвезда, миллионер, а не чурался сходить вместе со мной в мой любимый бар в Уотфорде! Мои кореша просто обалдели, когда мы с Элтоном вошли и я представил его публике: "А это мой новый приятель, парни!"

Я подписал новый контракт на 350 фунтов в неделю и получил семь штук подъёмных. Тогда-то я впервые и встретился с Сэмом Хаммамом, нашим президентом. В складчину вместе со старинным приятелем Стивом Робинсоном купил трёхкомнатную квартирку. К весне обзавёлся и своим домом в Хемеле - районе, где жило несколько футболистов. Его так и называли - "Футбольное поместье". 

А команду принял Бобби Гулд, который притащил с собой Дона Хау. Мы его поначалу восприняли как чужака, но оказалось Дон весельчак и свой парень. И он научил нас как веселиться и безобразничать на поле, но оставаться при этом благоразумными. Можно сказать, нас слегка облагородили. На тренировках больше не было "Харри-бола", зато мы хором пели армейские песни. Хау назначил меня запевалой!

Тот сезон, 1987/88, стал воистину волшебным и незабываемым. Мы были в такой великолепной форме, были единым целым и так жаждали крови, что ничего не выиграть просто не могли. Нам достался Кубок Англии...

Но жизнь такая штука сложная дорога, на которой за подъёмом всегда будет спуск. 

К новому сезону мы непонятно почему готовились на острове Уайт. В матче с местными любителями меня удалили за драку, что вывело Бобби Гулда из себя. 

Он отчислил меня из команды на неопределенное время, в течение которого мы проигрывали матч за матчем. Поговаривали, что Гулд потребовал от Хаммама продать меня - дескать, либо я, либо он. 

Однако очень скоро я вернулся в основу и заиграл, как умею. Всё налаживалось, пока не случился этот долбанный матч на "Уайт Харт Лейн" с "Тоттенхэмом". Я вмешался в единоборство Фаша с Гари Стивенсом и снёс обоих. Джон поднялся, а Гари, похромав немного, ушёл с поля. И больше никогда на него не возвращался...

Это был не более чем игровой эпизод и будь у Гари всё в порядке с коленом, он бы только потёр ушиб и побежал бы дальше. Но он до сих пор винит в случившемся меня. 

Снова вокруг моего имени поднялась буча, а фаны "Шпор" даже собирались расправиться со мной. И они бы сделали это, чёрт их дери, если бы в тот день подвести меня домой не вызвался Дон Хау (он жил недалеко от меня). Мы заметили толпу сотен в пять, которая топталась недалеко от моего дома. Дон приказал мне перелезть на заднее сиденье, лечь на пол и накрыться его плащом. Так он меня и провёз мимо разъярённых болел...

Вскоре мой спаситель ушёл из команды. И виной тому был я. Меня удалили на "Гудисон Парк" за то, чего я не делал. В заварухе, когда я выкосил здорового чёртового шотландца Грэма Шарпа, на меня с кулаками набросился защитник "Эвертона" Кевин Рэтклифф. Я подошёл к нему вплотную и сказал: "Пойдём, выйдем" и слегка наклонил голову к его лицу. А Кевин, которого я почитал одним из самых благородных таф-гаев, с диким криком завалился на газон. 

В раздевалке после матча Хау рвал и метал: "Как я могу работать с такими уродами? Вы варвары, а не люди! С меня довольно..."

Тогда и я решил уйти. Отношения с Гулдом окончательно испортились. Да и мне казалось, что только из-за меня у "Донс" сложился такой отрицательный имидж и если я уйду, этого клуба люди не будут бояться как чёрт ладана. Сэм Хаммам - он отличный мужик, точь-в-точь такой же псих, как и мы все - всегда был за меня горой и очень долго меня отговаривал, но я настоял на своём и оказался в "Лидсе", который тогда ошивался во втором дивизионе.

Я встретился с президентом йоркширцев Биллом Фотерби, Аланом Робертсом из маркетинговой службы и тогда ещё просто директором Питером Ридсдэйлом. Последний меня и спросил: "Сколько хочешь?"

Я понятия не имел, чего просить. В "Уимблдоне" моя последняя зарплата составляла полштуки в недели. Ну я и брякнул: "1400". "Хорошо", - кивнул Ридсдэйл. Я вошёл в азарт: "И 25 тысяч в год подъемных". - "ОК". - "И BMW 325i..." - "Без проблем". - "...который по истечении трёх лет переходит в мою собственность!" - "Нема пытань!"

Тут вскочил Фотерби: "Вот моя рука, Винни!" А Ридсдэйл стал откупоривать шампанское...

Чёрт, надо было ещё 50 штук премиальных за выход в первый дивизион попросить!

У того "Лидса" был великолепный подбор игроков (Страчан, Фэйрклаф, Стерланд, Томас, Чепмэн, Шеридан, молодые Бетти и Спид, Крис Камара - нынешний комментатор SkySports), с которыми работал превосходный наставник Ховард Уилкинсон. Однако единства в команде не было. Мне даже пришлось заехать в рыло кое-кому. Меня тут же вызвал Уилкинсон (я, кстати, был очень удивлён, что он тренирует "Лидс". Я то из всех Ховардов знал только одного Кендалла!). Я подумал: "Ну вот и всё. Сейчас меня отправят обратно". И ошибся! Как оказалось, Ховард именно этого от меня и хотел, он покупал не просто игрока, а лидера, который может сплотить команду! И я сделал это, чёрт возьми!

Вообще же, в "Лидсе" я играл в самый лучший футбол в своей карьере. Команда была настолько хороша, что не затерялась бы и в первом дивизиона (что она вскоре и доказала). В "Уимблдоне" я вместе со всеми сражался за выживание, а в "Лидсе" я получил возможность играть в футбол.

Я много ходил вперёд, раздавал передачи, забивал и получил всего лишь две жёлтые карточки, которые, честно говоря, можно было и не давать (хотя следует признать, что судьи во втором дивизионе всё-таки более милосердные, чем в первом), и всего лишь раз был замешан в скандале, когда подрался в ночном клубе. Мы выиграли второй дивизион и по этому поводу я сделал татуировку на ноге, добавив её к другой, сделанной по поводу победы "Уимблдона" в Кубке Англии.

Однако в Лидсе я чувствовал себя покинутым и одиноким. Мне очень не хватало Фашану. Мне не хватало посиделок с ним, как когда-то в Ливерпуле, когда мы просидели всю ночь на подоконнике в гостиничном номере и тёрли за жизнь. Он тогда мне сказал: "Держи друзей своих подле себя, но врагов - ещё ближе". Он всегда был немножко философом, мой старый добрый Фаш...

Со временем я сдружился с Дэвидом Бетти и нередко гостил у него дома. Он жил с родителями, которые во мне души не чаяли. И часто поили меня чаем.

Я полюбил фанов и эта любовь была взаимна. Когда я вернулся в Лидс с моей новой командой, меня встретили стоячей овацией. Говорят, до меня такой чести удостоили только одного - великого валлийца Джона Чарльза. Было очень приятно.

Но начался новый сезон, и я, вернувшись из отпуска, с удивлением обнаружил на своём месте в раздевалке надпись "Гари Макаллистер". Я внезапно перестал попадать даже в запас, хотя пахал на тренировках до потери сознания. Как-то я не выдержал и перед игрой с "Лутоном" ткнул ствол в лицо Уилкинсону и положил палец на курок: "Ты и теперь не поставишь меня на этот долбанный матч?" Это была шутка, ружжо было не заряжено и Ховард, зная меня, спустя секунду-другую уже заливался до коликов. 

Но он и вправду смеялся последним. Он поставил меня на этот матч, но выдал мне восьмой номер, хотя я всю жизнь играл под четвёртым. А потом на тренировке Ховард подошёл ко мне: "Звонил Бассетт. Он зовёт тебя". Бассетт?! Я чуть было не задохнулся от счастья. К тому времени "Харри" уже работал в "Шеффилд Юнайтед". Но мне было наплевать. Я даже отмахнулся от отца, который пытался меня образумить: "Сынок, да они же в хвосте плетутся!"

Лишь подписав с "Клинками" контракт (более выгодный, кстати, чем был с "Лидсом"), я посмотрел в газете турнирную таблицу: "Вот дерьмо!"

"Шеффилд" играл препогано, настоящие "бей-беги", которые даже "Уимблдону" не снились. На поле я опять взялся за старое - нужно было сражаться, а не играть. Карточки посыпались на меня как осенние листья после первого мороза. Я даже установил, как тогда казалось, вечный рекорд, получив предупреждение уже на 5-й секунде выездного матча с "Ман Сити", вырубив своего старого знакомого Питера Рида. Ха, рекорду-то было жить всего годик!

Мы проигрывали матч за матчем, одержав первую победу только перед Рождеством. Игроки даже боялись появляться в городе - велика была вероятность, что горячие фаны начистят табло. Мы спаслись, выиграв в январе-марте семь матчей подряд. Стимулом стал Дэйв Бассетт, который пообещал каждому игроку поднять на сотку зарплату, если команда не вылетит.

По-моему, самое время перейти к моим делам сердечным. Тем более, именно в Шеффилде произошло одной из самых важных и счастливых событий в моей жизни - родился мой сын Аарон. Боже, я думаю, в городе не осталось ни одного человека, с которым я бы не бухнул по этому поводу! 

С его матерью, Миленой Эллистон, я познакомился ещё когда начинал играть в "Уимблдоне". Мы познакомились в ночном клубе, где она подрабатывала. После она стала работать в одном из лондонских банков. Мы виделись всё реже и реже, пока где-то за полгода до великого финала не расстались. Когда я стал играть за "Шеффилд", то наведался как-то в родной Уотфорд, где и столкнулся с нею. Что-то между нами будто ожило. Ту ночь, прекрасную ночь, она провела со мной, а спустя некоторое время: "Мне нужно тебе что-то сказать, Вин..." Я уже почти понял что! "Я беременна..." Господи, да это ж просто здорово! Всё, образумлюсь. К чёрту бабы, кабаки и водка. Стану теперь примерным отцом семейства!

Я перевёз Милену в Шеффилд, где у неё за полтора месяца до срока начались роды. Слава Богу, всё получилось как нельзя лучше. Хуже было потом. Маленькие дети такие существа, которые требуют постоянной заботы и внимания. А мне нужно было высыпаться. В общем, Милена с малышом уехала домой. Они навещали меня, я к ним ездил. Но эти встречи становились всё реже и реже. Она всегда была слишком самостоятельная, потому спокойно рассталась со мной. Но, несмотря на это, Аарон всё равно остался для меня одним из самых главных человечков на земле. Я часто вижусь с ним и провожу с ним много времени, стараясь научить его вещам, которым когда-то научил меня отец...

Едва начался сезон 1991/92, как мне позвонил Бассетт и сообщил о продаже в "Челси" - моя зарплата была неподъёмным грузом для "Клинков". В "Челси" я закутил на всю, опять попав в круговерть холостяцких вечеринок, в которых рекою льётся водка, девчонки сменяют одна другую, а драка следует за дракой.

Но тут-то моя дорога вновь пересеклась с главной любовью всей моей грешной жизни, с любовью, благодаря которой я наверное и стал тем, кем я стал. Её зовут Таня...

Впервые я увидел её ещё лет в двенадцать, когда с родителями одного из моих закадычных дружков ездил на воскресные матчи по крикету. Не буду врать, ничего в моей душе тогда не вспыхнуло. Мы играли в компании в традиционные детские игры, а вскоре на несколько лет потеряли друг друга из вида. 

Как-то в баре ко мне подошла потрясающая девушка с длинными тёмными волосами: "Ты Винсент Джонс, не так ли?" Таню я сразу и не признал - такая она стала красивая! Мы вспомнили детство, посмеялись и всё. Потом виделись ещё пару раз, пока наконец я не набрался храбрости попросить разрешения провести её домой. Она согласилась, мы пили чай и болтали на кухне битый час. С нами была её мама, так что ничего между нами не было. Но благодетели постарались донести до Таня, что я-де нахваливался, что быстренько уломал её. В общем, она меня отшила, невзирая на все мои клятвы и старания.

В 1984 году я с Расселлом поехал на финал Кубка Англии "Уотфорд" - "Эвертон". И там, на "Уэмбли", я увидел Её, самую прекрасную девушку на земле! Она выходила из автобуса для жён и подруг игроков под ручку с женой Джона Барнса. Кореш толкнул меня: "Смотри, вон Таня Терри!" - "Что ты мелешь? Её фамилия Лэмонт" - "Так это когда было! Она сейчас замужем за Стивом Терри, центральным защитником "Уотфорда"..." 

А я тогда был Никто и играл за команду Нигде. Но прошептал: "Хочу, чтобы однажды она приехала посмотреть на мою игру. Хочу, чтобы она была моей женой!"

Ну и скажите после этого, что не женщины подвигают мужчин к решительным действиям!

Через пару лет в уотфордской газете я прочёл, что Тане была сделана операция по пересадке сердца (у неё были осложнения после родов дочурки Кейли). Когда я играл за "Лидс", то пропустил стакашку со Стивом Терри и передал через него привет и наилучшие пожелания Тане. 

А потом, пялясь в окно своего дома вместе с челсийским собутыльником, нападающим Джо Аллоном, я опять увидел Её. Она жила по соседству. Она как раз порвала со Стивом. Воспользовавшись незначительным предлогом, я зашёл к ней и... мы проболтали до семи утра! Тогда Таня призналась, что очень удивилась, узнав о моей футбольной карьере: "Я думала, ты уже давно в тюряге!"

Мы встречались всё чаще и чаще. Когда Таня вновь попала в больницу, я приехал к ней и там впервые в своей жизни поцеловал. В щёчку! Потом я под личную ответственность забрал её домой - прямо в пижаме, укутанную в шерстяное одеяло. 

Спустя некоторое время я, как и заведено, попросил у Лу Лэмонта руки его дочери. Он недолюбливал меня, но видел, как я забочусь о Тане и что я готов быть с нею рядом до последнего вздоха. 

Свадьба состоялась 25 июня 1994 года и это была самое прекрасное торжество, которое видел этот мир, потому что на ней была самая красивая невеста на земле! 

(Для любителей тусни, замечу, что свадьбу организовал мой новый агент, партнёр по бизнесу и просто друг Стив Дэвис. На всё (шикарный шатёр, серебряный сервиз, изысканную пищу, охрану, джаз-банду и... вертолёт) ушло сто тысяч фунтов.)

http://edfootball.com/