FIND THE NET

20 МЕТРОВ В СЕКУНДУ

Я родился 2 августа 1968 года в Эппендорфской больнице и весил 3700 грамм. Но потом стал резко худеть, и мой вес составил всего 2000 грамм. «У вашего сына опасный вирус, - сказал врач моей маме. – Я не могу вам ничего обещать. Мы должны набраться терпения и ждать». Целых три недели я пролежал в Эппендорфе, и только после выздоровления родители забрали меня домой. Моя большая мечта стать профессиональным футболистом могла закончиться, толком не начавшись.

Мне было три года, когда я со своей мамой, бабушкой и братом Франком пошел на кладбище. Понятно, что нам с братом было достаточно скучно там. Где-то у забора мы нашли огромный камень, на котором решили устроить настоящее родео. Однако, как только я сел на него, камень стал медленно наклоняться вправо, и через секунду я был уже под ним. Брат закричал от страха, мама услышала его крик и бросилась нам на помощь. Ей стоило немало сил, чтобы поднять камень и освободить меня. К счастью, в этот момент на кладбище приехал отец. Он был шокирован, увидев меня лежащего на земле: из-за ужасной боли я плакал, не переставая. Выяснилось, что у меня сломано бедро, и я снова угодил в больницу.

Это было настоящим мучением: мне вкрутили в ногу несколько винтов. Наконец перед Рождеством настал день, когда меня собирались выписать. Услышав радостное сообщение, я рванул к лифту и за 2,5 секунды пробежал около 50 метров. Моя мама, разговаривающая в этот момент с врачом, была несказанно удивлена: ведь только что доктор в течение получаса объяснял ей, что выздоровление сына будет идти очень медленно.

АВТОГРАФ САМОМУ СЕБЕ

Впервые я дотронулся до мяча в пять с половиной лет в гамбургской «Виктории». Мой отец Дитер также играл там. Он мог действовать на любой позиции и даже поиграл в оберлиге (сегодняшний четвертый дивизион). Нельзя сказать, что я самого начала с усердием играл в футбол. Когда мне было шесть, мама заметила, как я в середине матча, уже не обращая внимания на мяч, принимался строить куличики из песка. «Футбол – это подвижный вид спорта, - говорила она тогда мне. – Тут ты должен немного побегать». Однако в это время я охотнее играл на гитаре, нежели бегал по полю.

На Рождество 1973 года мне подарили детскую гитару. Для меня это было самое большое счастье – но никак не для родителей, брата и сестры. Целый день я бренчал на ней, и наступил момент, когда отец потерял терпение. Он взял инструмент и разбил его о мою задницу. На этом, собственно говоря, завершилась моя музыкальная карьера. Кто знает, возможно, сегодня я был бы конкурентом Дитеру Болену.

Спорт всегда оставался на первом месте в нашей семье. Мама и сестры играли в гандбол, отец же, как я уже говорил, играл в футбол. В шестом классе моя учительница госпожа Хартвиг спросила, кем мы хотим стать. Многие отвечали «Я хочу быть полицейским» или «Я хочу быть пожарником». Когда госпожа Хартвиг посмотрела на меня, я сказал: «Я хочу быть футболистом». Уже много лет спустя госпожа Хартвиг написала мне письмо и поздравила с успехом: «Дорогой Штефан, ты был прав. Я желаю тебе большого-большого счастья». Так что моим первым фанатом была моя учительница. И это я не забуду никогда.

Каждый мальчик, играющий в футбол, болеет за какой-нибудь клуб бундеслиги. Хоть я и родился в Гамбурге, симпатизировал вовсе не «Гамбургу», как многие думали, а мюнхенской «Баварии». Каким же было мое счастье, когда мама однажды принесла домой футболку «Баварии» с номером 11! Именно под этим номером у мюнхенцев играл тогда Карл-Хайнц Румменигге. Я сразу же нацепил ее и попросил Франка сфотографировать меня, а после этого лично расписался на фотографии. Эта был мой первый автограф: его я дал самому себе.

ПОМИДОРЫ В ГЛАЗАХ У БЕРТИ ФОГТСА

Чем старше я становился, тем интенсивнее тренировался. В 13 лет я начал бегать в лесу. Кроме того, во второй половине дня самостоятельно занимался с мячом на улице. В то время как многие в моем возрасте стали увлекаться девочками и интересоваться дискотеками, я играл в футбол.

В 15 лет вместе со своей командой мы поехали на юношеские сборы в Дуйсбург (ежегодные сборы, организуемые Немецким футбольным союзом, где собираются 200 лучших молодых футболистов Германии. После таких сборов несколько человек включают в юношескую сборную). В последний день тренеры отобрали 20 человек, но меня среди них не оказалось. Я был на грани срыва. Ведь я хотел играть на больших стадионах и мелькать на телевизионных экранах. К следующему сбору в Дуйсбурге я готовился еще тщательнее. Однако и на этот раз меня не вызвали в сборную. Я был опустошен.

На свой третий сбор в 1986 году я готовился как никогда: это был последний шанс. Совершенно неожиданно для многих «Гамбург» победил в финале «Нидеррайн» - 3:2. После турнира наш тренер Гюнтер Гроткопп созвал всех, чтобы сообщить имена тех, кто будет вызван в сборную страны. Пять человек значились в списке: так много никогда еще не было. Наконец-то, думал я, наконец-то, я буду в составе. Однако моего имени тренер так и не произнес, и Берти Фогтс, отвечавший тогда за вызов в юниорскую сборную, не внес меня в свой список.

Несмотря на победу в юношеском чемпионате страны, мир для меня перестал существовать. Я был действительно хорош, возможно, на пике своей формы. Куда же смотрел Фогтс? Что у него были помидоры в глазах? Моя мечта стать профессиональным футболистом никак не осуществлялась. В Гамбурге перед 124 болельщиками меня уж точно никто не заметит. Я сделал три неудачные попытки в Дуйсбурге. Подобных оплеух я больше не получал ни разу в жизни.

ПЯТЬ ДНЕЙ, КОТОРЫЕ РЕШИЛИ ЖИЗНЬ

Спустя неделю мама позвала меня к телефону: «Штефан, спускайся вниз. С тобой кто-то хочет поговорить». «Это Вольф Вернер из менхенгладбахской «Боруссии», - услышал я в трубку. – Помощник Юппа Хейнкеса. Штефан, мы видели тебя в Дуйсбурге и восхищены твоей игрой. На следующей неделе хотим пригласить тебя на пробные тренировки». Я не верил своим ушам. Наряду с «Баварией» «Боруссия» была моим любимым клубом. Безумие! Моя мечта сбылась. Сказать, что я был в приподнятом настроении, было бы неправильным. Неужели завтра я увижу Фронцека, Кампса, Брунса, Хохштеттера - лучших игроков из Менхенгладбаха!

Уже рано утром я стоял в раздевалке профессионалов. Еще не все были в сборе, и я боялся занять чье-нибудь место. Эвальд Линен помог мне: «Садись здесь, это кресло никому не принадлежит». Я полностью выкладывался на тренировках. В то время как другие игроки, приехавшие на просмотр, после занятий отправлялись в город пить пиво, я оставался в отеле. В эти пять дней решалась моя жизнь.

Все футболисты «Боруссии» хорошо отнеслись ко мне. Михаэль Фронцек, звезда тогдашнего состава и левый защитник национальной сборной, на второй день даже подбросил меня на машине к стадиону. Момент истины наступил в пятницу. Менеджер клуба Хельмут Грасхофф, главный тренер Юпп Хейнкес и его помощник Вольф Вернер удобно уселись в своих креслах. Они по очереди вызывали новичков. С подкошенными коленями и влажными руками я последним вошел к ним в комнату. Первым взял слово Юпп Хейнкес: «Мы тобой очень довольны. Ты показал отличный результат за эти пять дней. Мы хотели бы предложить тебе профессиональный контракт». Я еле устоял на месте. Профессиональный договор! Я – профессиональный футболист!

Итак, начало положено. Мы заключили соглашение на четыре года. Первый из них я должен был отыграть за А-югенд (молодежную команду клуба) и получить по контракту 5 тысяч марок, а затем как полноценный профессионал имел право на 3 тысячи марок в месяц и годовую премию в размере 25 тысяч.

МЕНХЕНГЛАДБАХСКАЯ «ШЕСТЕРКА»

Однако на смену радости быстро пришло чувство одиночества: уехав в Менхенгладбах, я стал скучать по дому. Мне было всего 17 лет. Даже тогда, когда я в клубном автобусе ехал с командой на игры, то едва сдерживал слезы. Заметив это, Юпп Хейнкес однажды по-отечески обнял меня и ободряюще потрепал по шее: «Давай, парень, думай только о том, чего ты можешь достигнуть здесь».

В 1987 году Хейнкес перешел в «Баварию», а нашим тренером стал Вольф Вернер. Осенью того же года я впервые был включен в состав команды. Перед игрой с испанским «Эспаньолом» в Кубке кубков тренер подошел ко мне и сказал: «Завтра собирай вещи - ты летишь в Барселону». Я чувствовал себя абсолютно счастливым. Эта была плата за мой труд на тренировках.

К сожалению, тот матч мы проиграли и выбыли из борьбы. А 21 ноября 1987 года я дебютировал в бундеслиге. «Боруссия» играла против «Кайзерслаутерна». Мы вели 1:0, когда Вернел крикнул мне: «Штефан, переодевайся - ты сейчас выйдешь на поле». Мы победили 1:0, а газета «Rheinische Post» написала: «Эффенберг использовал свой шанс. Теперь он может играть с самого начала». Уже в следующем матче с «Бохумом» я оказался в стартовом составе. У меня была футболка с номером 6, и играл я на месте центрального полузащитника. Моя мечта была осуществлена: я стал профессиональным игроком бундеслиги.

СВАДЬБА И БУНДЕСВЕР

В 1989 года я познакомился с Мартиной. Первый раз мы встретились на дискотеке. Позже она пригласила меня на завтрак в ее новую квартиру. Я позвонил в дверь, но никто мне так и не открыл. «Что это? – думал я. Что за розыгрыш?» Уже позднее выяснилось, что Мартина срочно заменила свою заболевшую коллегу на работе. Мы увиделись только на следующий день.

И с того самого момента я был уверен, что Мартина и есть моя женщина.

29.12.1989 года мы расписались. Сегодня я думаю, что та наша свадьба была самым верным моим поступком, который я мог бы тогда совершить.

С 1.4.88 по 30.6.89 я должен был проходить военную службу в Эссен- Купфердрее. Сначала я получил повестку, в которой стояло, что я в 18 часов должен пребыть в расположении части. Как только я приехал в часть, сразу же начался театр. Не прошло и трех секунд, как какой-то фельдфебель подбежал ко мне и крикнул: «Кому принадлежит эта машина? Этот белый Опель Кадетт?». «Это мой автомобиль», - спокойно ответил я. «Вы что, с ума сошли? Эта военная часть, а не парковка», - орал он на меня. Тут я сразу же понял, что бундесвер не мой мир. Никогда в жизни.

Я пожаловался своему тренеру: «Тренер, я не могу больше вставать в пять утра и спать с 95 солдатами в одной комнате. Лучше я пять лет прослужу в альтернативной армии, чем год в бундесвере». Девять игр за неделю в бундеслиге было для меня сыграть легче, чем прожить один день в казарме. Некоторым младшим офицерам доставляло удовольствие мучить меня. Однажды мы должны были не только маршировать, но и ползать на четвереньках по лесу. Довольно бессмысленное занятие. Я, как и все, прополз 9 метров и остановился. Офицер сразу же крикнул мне: «Эй, Эффенберг, кто сказал останавливаться?! Теперь ползи обратно до дерева».

Да, классно, думал я, этот тип хочет показать свою силу. Я полз и полз, сорок, пятьдесят метров. Таких людей, которым в удовольствие поиздеваться над солдатами, я постоянно встречал в бундесвере.

В один прекрасный день я больше не мог терпеть и на машине самовольно покинул часть. Три человека хотели перекрыть уже дорогу, но мне в тот момент было все равно. Даже если завтра скажут, что я больше не профессиональный игрок, то я все равно не буду участвовать в этом театре.

Вольф Вернер уговорил меня закончить все-таки службу. В наказание за самовольный уход из части я должен был в свой выходной стирать белье. Вскоре моя служба закончилась. Спустя несколько лет я получил из бундесвера повестку с вызовом на повышение квалификации. Я разорвал ее в клочья и выкинул в мусорную корзину. К тому времени я был уже женат и имел дочь и сына. Это и был мой последний контакт с немецкой армией.

ИУДА ИЗ БЁКЕЛЬБЕРГА

В 1990 году последовали первые предложения от менеджера «Баварии» Ули Хенесса. Я очень гордился собой. «Штефан, мы хотим заключить с тобой контракт, - говорил мне лучший менеджер бундеслиги. – Ты тот человек, который нам нужен».

Одновременно Хенесс понимал, что у меня действующий контракт с «Боруссией». Он посоветовал мне каждый второй день подходить к менеджеру клуба Хельмуту Грассхофу и жаловаться на то, что я недоволен своим положением в команде и хотел бы продолжить свою карьеру в другом клубе. После того как я примерно 10 раз поплакался перед Грассхофом, он не выдержал и сказал: «Мальчик, ты действуешь мне на нервы».

За 4,5 миллиона марок «Боруссия» согласилась продать меня. Я был вне себя от радости, понимая, что «Бавария» станет следующим карьерным прыжком. Одновременно я сразу же предстал перед менхенгладбахскими болельщиками предателем и на стадионах часто видел плакаты с надписью «Иуда из Бекельберга». Для меня же было ясно одно: я должен идти своей дорогой и гнуть свою линию.

Договор с «Баварией» был заключен на четыре года. Я получал 10 000 марок ежемесячной зарплаты и премии после победных игр. В итоге за год я мог рассчитывать на сумму около 500 000 марок грязными в год. Кроме того, теперь у меня была хорошая возможность быть призванным в национальную сборную. Это и было моей самой заветной мечтой.

МОЙ "ДРУГ" КЛАУС АУГЕНТАЛЕР

08.07.1990 стал моим первым днем пребывания в великой «Баварии». Именно в этот вечер Германия играла в финале на мировом первенстве с аргентинцами. Я и Мартина не смотрели игру, а находились в отеле «Шератон». Когда же мы вышли из гостиницы, то около нас буквально все гремело и орало: машины не переставали сигналить, прохожие подходили друг к другу и поздравляли всех. Германия стала чемпионом мира. Энди Бреме с одиннадцатиметрового забил единственный гол в этом матче. Половина игроков той сборной входила тогда в состав «Баварии».

Я не испытывал ни малейшего страха перед звездами своей команды. На первых же тренировках мне удалось показать хороший результат. В это время у меня было две цели: стать основным игроком «Баварии» и принадлежать к 15 избранным футболистам сборной.

Что касается самого сезона, то «Бавария» начала его очень вяло. В Кубке Германии мы умудрились проиграть любительскому «Вайнхайму» 0:1. Ожидания тренера Хейнкеса, менеджера Хенесса не оправдались. Проблема заключалась в том, что многие игроки «Баварии» стали чемпионами мира: Ройтер, Колер, Тон, Пфлюглер, Аугенталер…. Они сыграли в лучшем турнире мира, выглядели уставшими и были опустошены. Таким образом, неудачи были просто-напросто запрограммированы.

Клаус Аугенталер стал в Италии чемпионом мира. В Мюнхене он был живой легендой, наконец, ему удалось поиграть с такими знаменитыми игроками как Брайтнер, Мюллер и Майер. Однако, после мирового первенства в «Баварии» всё чаще стали говорить о том, что Аугенталер, как либеро, был слишком медлительным. Штефан Ройтер явно превосходил его. Сам же Ройтер, который на два года позже, чем «Ауге», пришел в команду, ничего никому не говорил и тихо ждал своего часа.

Однажды вечером без тренера мы встретились в келлере (подвал частного дома), для того чтобы обсудить все наши проблемы. Каждый мог говорить все, что думает. Я был тогда уже основным игроком и имел моральное право высказывать свое мнение.

Когда Аугенталер спросил меня: «А что думаешь ты, Штефан?», - наступило гробовое молчание. Все напряженно смотрели на меня. «Ясное дело, - сказал я. – Штефан Ройтер лучше тебя».

Для Аугенталера, которому тогда было 33 года и чья карьера подходила к концу, мой комментарий был похож на удар ниже пояса. Ему так нагло и уверенно еще никто не говорил. А тут 22-летний пацан, не достигший в своей жизни ровным счетом ничего! Но, sorry, он спрашивал моего мнения. И по сей день, если кто-то спрашивает меня, я всегда говорю только то, что думаю.

После этой «вечерни» стало очевидным, что я и Аугенталер никогда не станем друзьями. Но уважение, с моей стороны, всегда остается. Кроме того, я нажил себе и других врагов среди ветеранов команды: Пфлюглер, Ауманн, Тон, Дорфнер, Швабль. «Что, собственно говоря, хочет эта задница?», - слышал я шептания коллег. На тренировках особенно чувствовалось, что я не на их стороне. Мой особенный друг – Клаус Аугенталер в конце сезона распространил еще и слух, что я яко бы на одной из тренировок в Нюрнберге пригрозил Хейнкесу намылить ему морду. Откровенная ложь!» Да, мои отношения с Хейнкесом не всегда были идеальными, и мы многократно «посылали» друг друга, но до драк не доходило никогда. Не знаю, чего хотел добиться Аугенталер. Газеты, конечно же, с удовольствием подхватили эту новость. Представить Штефана Эффенберга плохим мальчиком было и есть самым милым делом у газетчиков.

СМИ И БОЛЕЛЬЩИКИ

В это время я совершил сразу же несколько ошибок, связанные со СМИ. Мне было всего 20 лет, поэтому я болтал без умолку все, о чем думаю. Мне даже не приходило в голову на следующее утро прочитать интервью. Там же, порой, стояло столько несуразицы. Так, например, в Кикере крупными буквами на титульном листе высвечивался яркий заголовок «Другие клубы слишком тупы, чтобы стать чемпионом». Да, возможно, я это и говлрил, но в другом контексте. Газеты же с такой лихвой подхватили и раскрутили эти неосторожные с моей стороны слова, что вскоре мой имидж стал резко отрицательным.

Так, на одной из товарищеских игр в Нюрнберге против сборной Уэльса я еще на разминке был освистан болельщиками. Hoppla, думал я, что произошло? Этого не может быть! Ты здесь играешь за Германию, ломаешь свои кости за национальную сборную, а люди освистывают тебя! «Бавария» и я частенько встречались свистом, нас откровенно ненавидели. Я же стал самым ненавистным игроком бундеслиги. Мне стоило немало сил преодолеть это. К счастью, меня всегда поддерживала семья: супруга Мартина, дочь Настассья и сын Этьенн.

В сезоне 1990/91 года в Кубке чемпионов мы проиграли белградской «Црвене Звезде», а в бундеслиги пропустили на первое место «Кайзерслаутерн». В команде начались проблемы и мне стало ясно, что я должен уйти из клуба. С моим тогдашним другом Брианом Лаудрупом мы чувствовали себя изолированными от остальной команды.

После поражений все наскакивали друг на друга. Однако, Ули Хенесс не хотел меня отпускать. Уже намного позднее я узнал от Хейнкеса, что в то время мной заинтересовался мадридский «Реал» и предлагал «Баварии» около 10 миллионов марок отступных.

Еще во время отпуска я надеялся, что уйду из команды. Но мне это не удалось, и очередной сезон я начал в составе «Баварии». Все было, как я и предполагал. Мы побеждали в одной игре и проигрывали следующие две. Итогом всего стало увольнение Юппа Хейнкеса осенью 1991 года. Это был тяжелый удар для меня, так как наши отношения всегда были чем-то особенным. Я во многом благодарен этому специалисту. Именно он стал моим открывателем и покровителем. Уже позднее Ули Хенесс признался мне, что, уволив Хейнкеса, он совершил тогда большую ошибку.

После этого Юпп перебрался в Испанию. Но каждый раз, когда нам удается где-либо пересечься, мы приветствуем друг друга, как старые друзья. Он – настоящий человек.

ЕДИНСТВЕННАЯ ОШИБКА УЛИ ХЕНЕССА

После увольнения Юппа Хейнкеса новым тренером «Баварии» стал Серен Лерби. Прекрасный футболист, без вопросов, но как тренер - пустое место. У него не было никакого плана работ, и он, конечно, совершенно не понимал, что делать с нашей разобранной командой. В это время я впервые был отстранен от игр. Пфлюглер и Ко. снова распространил про меня какой-то мерзкий слух. В итоге два матча я должен был провести на трибуне. «Бавария» же уступила в Ростоке «Ганзе» 1:2. После игры некоторые футболисты подошли к тренеру и буквально потребовали вернуть меня в команду. Следующую игру против «Фортуны» в Дюссельдорфе я был уже на поле, и мы выиграли 3:1. Для меня это было самое настоящее удовлетворение. Я всем показал!

Я был единственным, кто отваживался открыто спорить с Францом Беккенбауэром. Будучи тогда президентом «Баварии» и одновременно комментатором канала Premiere Франц после нашего разгрома «Кайзерслаутерну» 0:4, позволил себе в эфире унизительно отозваться о Лаудрупе и Волфарте. Тогда же я через газету спросил Беккенбауэра, имеет ли он право, как президент «Баварии», публично унижать футболистов своей команды? После этой статьи я получил полное признание среди игроков, одновременно настроив против себя все руководство мюнхенцев.

Вскоре тренер Лерби был отправлен в отставку, и в команду пришел Эрик Риббек. Этот человек был абсолютным джентльменом, всегда одевался со вкусом и был причесан, как будто бы только что вернулся из парикмахерской. Он всегда выглядел загоревшим и отдохнувшим. И он был очень хорошим тренером.

Но и он не мог меня удержать в Германии. Я стал игроком национальной сборной, но в Мюнхене так пока ничего и не достигнул. Я очень хотел покинуть клуб. Ули Хенесс сразу же почувствовал перемены в моем настроении. Ули, безусловно, лучший менеджер в бундеслиге. Прежде всего потому, что он учится на собственных ошибках. Ситуация, схожая с увольнением Хейнкеса и приглашением странного тренера Лерби, его всему научила, и больше таких оплошностей он не совершал.

Автор Олег Халиулин

http://www.sports.ru